Вслед за гранатой вбежали СБ-шники.

Успел выстрелить дважды.

Я даже увидел приближающуюся пулю. Потом был резкий толчок, вспышка яркого света и темнота.

Очнулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо.

— Володя, Володя, ты в порядке? — снова и снова повторял ломающийся юношеский голос.

То ли от того, что меня трясли, то ли от голоса, но у меня было ощущение, будто мозги с кишками в одном миксере бултыхаются. Аж затошнило.

Я застонал и открыл глаза.

— Жив, слава Роду! — выдохнули рядом.

Голоса были обеспокоенные и совершенно не знакомые.

А ещё прямо в лицо хлестал холодный дождь. Такой, какой бывает в конце октября.

Дождь заливал глаза и не давал рассмотреть, что вокруг.

Я поднял руку, чтобы стереть с лица влагу и удивился, с каким трудом далось это простое движение.

Два парнишки лет по пятнадцать-шестнадцать в кадетской форме помогли мне подняться.

Как оказалось, я тоже был в такой же форме. Не только насквозь мокрой, но и в глине. Видимо, от падения.

Прямо передо мной, заложив руки за спину, стоял седой китаец и сочувственно смотрел на меня. Из-за него не было видно, что впереди.

Я попытался стоять самостоятельно, без поддержки — что я, не мужик что ли? Но раскисшая земля поплыла под ногами, и парням пришлось снова подхватить меня.

— Где я? — прошептал я.

Хотел нормально спросить, но получился только хриплый шёпот.

Китаец, отошёл в сторону, и я увидел четыре гроба — два больших, один поменьше, и четвёртый совсем короткий. Они стояли на табуретках рядом с вырытыми могилами.

Рядом с гробами я увидел двух баб — одна потолще и постарше, а другая — фигуристая девушка. А ещё невысокого мужичка — он что-то мял в руках. Как будто кепку или шапку.

Все они горестно вздыхали, глядя то на гробы, то на меня.

Едва я поднялся, как девушка запричитала:

— Горе-то какое! Что же теперь будет?

И тут позади меня кто-то произнёс:

— Барин, надо бы проститься с родными. Что ж они мокнут-то…

Я обернулся и увидел коренастого бородатого мужика и ещё одного — в сером балахоне. Они оба выжидательно смотрели на меня.

Мужичок с кепкой в руках вдруг швырнул кепку на землю и в сердцах воскликнул:

— Чтоб им всем там повылазило! Этим ублюдкам…

И тут же та женщина, что постарше, со страхом прервала его:

— Тише, Кузьма! Тише! Не ровен час услышат!

Поддерживаемый парнями, я шагнул к гробам.

В одном из больших гробов лежал мужчина с бакенбардами. Он был в мундире и при орденах. Во втором — миловидная женщина. Ещё в двух — мальчишка лет десяти и девочка с кудряшками. Ей было от силы лет пять.

Из-за моей спины к гробам выступил мужик в сером балахоне. Подошёл к изголовьям и затянул:

— Великий Род! Прими своих детей Дмитрия и Марию, и чад Александра и Светлану! Освети им путь сквозь тёмные миры до самого Источника. И пусть они там найдут свой покой!

Потом мужик посмотрел на меня, явно ожидая от меня каких-то действий.

Я с удивлением уставился на него.

— Владимир Дмитриевич, попрощайтесь с папенькой и маменькой и с братцем и сестрёнкой, — подсказал он.

Парни подтолкнули меня вперёд.

Ничего не понимая, я по инерции шагнул к гробам. Я не знал, что нужно делать. Это были чужие люди, чужие похороны, чужой мир.

Но все стояли и смотрели на меня, ждали.

Подчиняясь внезапному порыву, я прикоснулся к руке того, кого назвали моим отцом.

И вдруг над его телом поднялся матёрый волчище!

Не сам волк, конечно. А облако в виде волка.

Пока я пялился на волка во все глаза, тот вдруг с поистине королевским достоинством кивнул мне. А потом вознёсся в небо.

— Хороший знак! Ваш батюшка благословил вас! — сказал мужик в балахоне. — А теперь, Владимир Дмитриевич, попрощайтесь с матушкой.

Я прикоснулся к руке женщины. И над гробом появилась волчица. Она была под стать только что вознёсшемуся волку — сильная, благородная.

Сам не зная почему, я поклонился волчице. А она вдруг потянулась и лизнула меня в лоб.

Я отшатнулся.

Пасть волчицы раздвинулась в улыбке. И волчица вознеслась вслед за волком.

Пока мужик говорил про то, что и матушка тоже благословила меня, я подошёл к мальчику и девочке.

Вгляделся в лица детей. Они были похожи на своего отца.

Из-под ворота платьица на шее у девочки виднелся шрам. Такие бывают, когда перерезают глотку. Я насмотрелся на такие в горячих точках…

Я сразу понял, что умерли все четверо не своей смертью, а были жестоко убиты.

— Это что за звери могли такое сотворить с вами? — прошептал я, прикасаясь одновременно к рукам и девочки, и мальчика.

И тут же два облачных волчонка поднялись над телами и принялись играть, бегать, носиться вокруг меня.

— Я отомщу за вас! — пообещал я волчатам, и те, оббежав ещё раз вокруг меня, наперегонки рванули к небу.

Мужик в балахоне поклонился мне.

— Ваше благородие, Владимир Дмитриевич! Вы получили полное благословение вашего рода. Теперь вы глава, и на ваши плечи ложится весь тяжкий груз. Примите мои соболезнования… В такое тяжёлое время…

Женщина, что постарше, смотрела на меня сочувственно. А мужики — оба, и тот, который с кепкой — Кузьма, и коренастый — тяжело вздыхали.

— Что ж теперь будет? — снова запричитала девушка. — На кого батюшка с матушкой нас оставили? Осиротели мы…

— Тише ты, Матрёна! Раскудахталась! — оборвал её коренастый. — Молодому барину и так тяжко! Он ведь отца с матерью лишился!

— Так ведь без силы он! — продолжила причитать девушка. — Кто ж нас защитит? У молодого барина силы-то нет совсем!

На этот раз её оборвала та, что постарше:

— Помолчи, Матрёна! — строго сказала она. — И Дмитрий Петрович, и Мария Ивановна, да и братик с сестрёнкой благословили молодого барина.

И девушка заткнулась.

Подошли четверо дюжих парней и на верёвках начали деловито спускать гробы в подготовленные могилы.

Я стоял, поддерживаемый двумя парнями в кадетской форме, такой же, как и у меня. И смотрел, как гробы опускают в землю, как забрасывают землёй. И, под причитания баб, слушал отчёт коренастого мужика о том, что убитых крепостных похоронили на нижнем кладбище. Моё благородие не стали беспокоить, чтобы смог проститься с родными.

— Крепостные отнеслись с пониманием, — негромко говорил он. — Тревожатся только, как же теперь без защитной силы… Вы бы, молодой барин, потом сходили бы, успокоили людей.

Я кивнул, чтобы только он отвязался от меня.

Мне совсем были непонятны их слова по поводу силы.

Но вот что меня однозначно взбесило, так это убийство детей! Их смерти не останутся неотмщёнными! Никогда не прощу тех, кто это сделал! Я буду не я, если не найду этих ублюдков и не сдеру с них кожу! И не важно, что этих мальчика и девочку при жизни я совсем не знал… Убивать детей, да ещё так жестоко — это непростительный грех!

Вот только на моих глазах застрелили двух девчонок, я не смог их спасти. И тут опять. Ненавижу!

Могилы закопали, сформировали над ними ровные холмики, а в ногах поставили невысокие ошкуренные деревянные столбы с вырезанными на них знаками.

— Земля осядет, — сказал коренастый. — Тогда и сделаем надгробия честь по чести.

Дождь продолжал лить как из ведра.

Мужик в сером балахоне и парни, закапывавшие могилы, поклонились мне и пошли прочь. Но остальные не расходились — стояли, смотрели на меня.

Мне было неуютно под их взглядами. Я вообще не люблю, когда на меня вот так смотрят. А тут не просто смотрят, а ещё и ждут чего-то.

Чтобы как-то с этим справиться, я спросил у всех сразу и ни у кого конкретно:

— Вы знаете, кто это сделал?

— Да как не знать-то? — с болью в голосе произнёс Кузьма. — Про то все знают, да не говорит никто!

— Кузьма! — попыталась остановить мужичка пожилая толстуха.

Но я не обратил на неё внимания и кивнул мужичку:

— Продолжай!