Я не задумываясь протянул руку:

— Хоть всю берите…

— Всю не надо! — строго ответил дед Радим и сделал небольшой надрез на моей ладони. Собрал в маленький флакончик немного моей крови, а потом кивнул женщинам, чтобы они обработали рану.

Божена смазала ранку пахучей мазью и перевязала тряпицей.

Я смотрел на неё и думал, что она, наверное, так же обрабатывает синяки и ссадины своим детям и раны своему мужу. Вот только здесь сейчас её мужа не было. И я по новой увидел скорбь в её глазах.

Нет, ничего такого я к этой женщине не испытывал. Просто понял, как трудно ей живётся. И при этом она умудрилась сохранить душу светлой и чистой. И это, как ни странно, давало силы и мне.

Пока женщины готовили поминальный обед, Егор Казимирович распорядился починить снова покосившийся в двух местах частокол — там, где атака волколаков была особенно яростной. Заодно масло подготовили — не только налили в казан, но и заложили печь сухими дровами и положили берёсты для растопки, чтобы в случае необходимости осталось только разжечь огонь. И камни для пращников тоже приготовили сразу. И рогатины, очистив, составили так, чтобы их можно было быстро взять.

Победив, жители острога сразу же подготовились к следующей битве.

Я это видел и отнёсся с уважением. Помогать не полез. Напомогался уже. От моих бездумных действий было больше вреда.

Да, у меня был большой боевой опыт. Но то была совсем другая война. Других масштабов. С другим вооружением. А здесь я и был сопливым новобранцем. И даже ещё хуже — полным несмышлёнышем!

Но вот поминальный обед был готов.

Дед Радим пригласил всех сесть за стол и помянуть усопших.

На этот раз я сразу сел во главе стола, хотя понимал, что не достоин этого места. Но судьба распорядилась вот так. И ничего с этим не поделать. Я глава рода и единственное, что сейчас могу — это постараться стать достойным.

Мы вспоминали ушедших. Потом разговаривали о том, о сём. После снова вспоминали.

Я чувствовал себя сопливым пацаном, который слушает, как матёрые бойцы, ветераны множества войн вспоминают минувшие дни и мечтает только об одном — чтобы его не прогнали. И ещё, конечно же, когда-нибудь стать таким же героем, как они.

Единственное, я в отличие от пацана, прекрасно понимал, сколько за этими историями, за этой боевой бравадой пота, боли и крови.

А ещё я понимал, что нужно сделать, чтобы стать таким же бойцом.

И потому я обратился к деду Радиму, как к старшему:

— Помогите мне научиться пользоваться рогатиной и другим оружием, пожалуйста.

Дед Радим задумчиво посмотрел на меня, потеребил свою бороду, а потом сказал:

— Ну а что? Это лучше, чем ничего. Глядишь, в какой-то момент и жизнь спасёт. Конечно, против тех, кто владеет силой, это бесполезное умение, но как ты, барин, правильно сказал, не всё в жизни вокруг силы крутится.

— Спасибо! — чувствуя, как горят щёки, ответил я.

— Подожди благодарить, барин! Ещё взвоешь! — засмеялся дед Радим.

— Нашёл чем испугать, — в тон ему ответил я.

В конце концов, я прошёл армию, бывал в горячих точках, так что понимаю на что подписываюсь.

— Ну смотри! — усмехнулся дед Радим.

— Тяжело в ученье, легко в бою! — ответил я.

— Хорошо сказал! — похвалил меня дед Радим.

И мне стало стыдно.

— Да это не я. Это Суворов, — начал оправдываться я.

— Умный видать мужик, — влез в разговор Савелий.

— Умный, — согласился я.

И мужики начали вспоминать разные смешные истории во время обучения.

Наконец, Егор Казимирович подошёл ко мне и шепнул:

— Пора уже, ваше благородие. Нас ждут, волнуются. Да и тут людям отдохнуть надо.

Вставать мне не хотелось. Но я глянул в окно и увидел, что на улице уже глухая ночь.

И тут до меня дошло: нужно будет идти за частокол. И до усадьбы далековато… Да и вообще, вдруг волколаки и лютые мертвецы прошлись по усадьбе? Вдруг там никого в живых уже нет…

Как-то сразу жутко стало.

Но я поднялся, поклонился людям. Ещё раз попросил прощения, пожелал спокойной ночи и вышел на крыльцо.

Глава 5

Дождь прекратился и небо вызвездилось. И уже потянуло морозцем.

Кожаный доспех я, естественно, вернул. А кадетская форма просохнуть не успела. Пришлось идти в мокрой. Поэтому, едва я вышел на крыльцо, как сразу продрог.

Чтобы не давать себе времени для сомнений, я решительно сошёл со ступеней и направился к воротам.

Сказать, что я не боялся, пока открывали ворота? Да у меня поджилки тряслись! И непонятно из-за чего сильнее — из-за холода или из-за страха. Ведь я сейчас по доброй воле выходил за частокол, где совсем недавно кипел бой с волколаками и лютыми мертвецами. И я должен был пойти туда! В темноте! Не важно, хочу или нет — должен!

Но одно я знал точно: как бы мне ни было страшно, я ни за что не вернусь в избу. Туда, где светло, тепло и безопасно. Ни сегодня, ни после всего, что произошло. Я ж себя уважать перестану!

Нет, труса праздновать я не буду!

Поэтому, как только ворота открылись на достаточную, чтобы пройти, ширину, я решительно направился наружу.

И сразу же растеряно остановился — ожидал увидеть горы трупов, но луговина за частоколом была пуста.

Егор Казимирович, удивлённо глянув на меня, негромко объяснил:

— Так ведь оберег деда Радима это. Дед Радим как в горячее масло окунёт его, так масло сжигает всё отмеченное тьмой. Причём, чем чище масло и чем сильнее подогрето, тем лучше сжигает. Жаль только действует недолго. Первый раз такое видите, барин?

Я кивнул:

— Ага.

— Ну, да… Раньше-то вас в деревню только на праздники брали.

Ну вот, теперь мне стало всё понятно. Кроме того, что это за оберег такой? Это же ведь магия какая-то, да?

Хотя, чему я удивляюсь? Волколаки, лютые мертвецы, удлиняющиеся сами собой строительные леса, непонятно откуда берущиеся защитники, летающий на мече Мо Сянь… Опять же все эти разговоры про силу, которая и не сила вовсе в привычном для меня понимании… Это ж куда меня угораздило попасть? В какой-то магический мир?

И теперь, похоже, мне нужно привыкать и к магии, и к этому миру. И к этой дороге из усадьбы в деревню. Потому что теперь я буду приходить сюда каждое утро на тренировки — вместо утренней зарядки.

А потому, шагай, Владимир Дмитриевич! Или как там меня в этом мире зовут…

Со мной пошли только Егор Казимирович и Мо Сянь. Остальные жители деревни, закрыв за нами ворота и выставив дозорных, отправились по своим домам отдыхать. Да и скотина требовала ухода — в каждом доме ведь было хозяйство.

Егор Казимирович тревожно озирался, прислушивался. А китаец был невозмутим, и единственное, что выдавало его готовность к бою, это меч в его руке. В том смысле, что он держал меч в руке, а не в каких-то потайных карманах, как до появления волколаков и лютых мертвецов. Меч был в ножнах, но тем не менее.

Что касается меня, то я заставлял себя шагать вперёд. Потому что ещё с горячих точек знаю: страх — это нормально. Ненормально, когда человек перестаёт бояться. А ещё знаю: страх преодолевается действием.

Поэтому я шёл под звёздами в усадьбу, которая, по-видимому, стала моим домом.

Шёл и не знал, что в этом доме меня ждёт. Будет ли там хоть одна живая душа или волколаки с лютыми мертвецами всех поубивали. И что нам делать, если поубивали?

И самое главное, что делать, если эти твари сейчас нападут на нас. Ведь в открытом поле нет ни частокола, ни рогатин, ни мужиков… Только мы трое, и лишь Мо Сянь с мечом. А у нас с Егором Казимировичем даже палки нет. И чего я не прихватил рогатину?..

Чтобы отвлечься, я начал планировать завтрашнюю тренировку. Дед Радим сказал приходить на рассвете. И я подумал, что расстояние от усадьбы до деревни можно будет пробежать — заодно и мышцы разогреются. Эх, сюда бы кроссовки и спортивную форму. Но придётся, как в армии, бежать, так сказать, в полной выкладке — иначе и не назовёшь эту тяжёлую и неудобную одежду.