Сразу вспомнилось, как кустарник тянулся ко мне…

Что-то не так было с этим кустарником… Плюс яд, который можно использовать, как лекарство…

Почему-то вспомнилось, как кустарник проходил Матакуши — он просто шёл через него и всё. Интересно, тогда кустарник тоже убирал шипы?

За размышлениями я забыл и про Райко, и про одноклассников, и про ниндзя с Кутуруку. Сидел смотрел на птичек и думал о кустарнике.

— Красиво! — раздался голос Изуми.

Она сидела рядом со мной и тоже смотрела в окно.

Я улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ.

Сразу стало тепло. А Изуми сказала:

— В этом году птички тори рано прилетели. Наверное, зима будет ранняя.

Зима… Первой реакцией была ностальгия по заснеженным равнинам и деревьям в инее. Но потом в голову ударило: зима! А мои тёплые вещи в комнате Кинпатсу. Как и оружие!

А потом я вспомнил, как мы ещё в форпосте отправлялись в академию магии.

«Домашние» все были с баулами. Значит, у них тоже есть тёплые вещи. И эти вещи тоже в общежитии. А у тех, кто отправлялся из тюрьмы, тёплых вещей вообще нет! Как они будут зимовать?

К тем проблемам, которые у нас уже были добавилась ещё одна. Глобальная. Потому что в общежитие за вещами мы пойти не сможем.

Или сможем?

На ярких птичек теперь я смотрел совсем по-другому — как на предвестников грядущих проблем.

Ни Райко, ни других я больше не слушал. Я думал о том, как организовать вылазку в общежитие за вещами. А ещё о том, как мы тут разместимся?

Стало смешно. В тот момент, когда мы в первый раз пришли сюда и увидели, как исследуют магию некоторых наших одноклассников, мне даже в голову не могло прийти, что я всерьёз буду думать о том, как разместиться в лаборатории.

Параллельно с этим я думал о том, что нужно помочь родителям Кизаму. Потому как в беду они попали из-за меня — именно я виноват, что клан Такаги угрожает им.

Знал ли отец об этом? Думаю, знал. И ни слова не сказал мне, сделал всё, чтобы защитить.

А вот я был эгоистом! Думал только о себе! Непростительная ошибка, которая может стоить жизни людям, ставшим мне близкими.

И чтобы исправить её, мне нужно отправиться домой — отсюда я ничего не смогу сделать.

Но и людей тут я бросить не могу — неожиданно для себя я стал их лидером. Они с надеждой смотрели на меня, я не мог их подвести.

Я снова глянул в окно и увидел, как кустарник расступается, пропуская парней из дисциплинарного комитета — тех же, которые забирали ниндзя.

Интересно, почему допрашивать нас они идут вчетвером? Решили действовать параллельно, чтобы было быстрее? Или готовы к тому, что кто-то из нас окажется пособником ниндзя?

Птички, едва парни приблизились к ним, прыснули в разные стороны, облетели их по широкой дуге и сели на ветки кустарника поодаль. Теперь наблюдать за ними стало неудобно, и я повернулся к двери, ожидая, когда войдут представители местной власти.

Ждать пришлось недолго. Дверь открылась и все четверо вошли в аудиторию. И не просто вошли, а сходу разошлись по всем четырём углам — быстро, как при спецоперации.

Мы только глазами хлопали, видя это.

Лишь Райко попытался протестовать, но даже сказать ничего не смог. Четвёртый взмахом руки заткнул его.

А потом я почувствовал, как меня накрывает чем-то плотным, густым, вязким.

— Да вашу ж мать! — я вскочил и грохнул по столу кулаком. — Что, нельзя спросить по-человечески?!

Парни из дисциплинарного комитета удивились, но быстро оправились и тут же подняли руки. И давление на меня усилилось многократно, принуждая сесть.

В тот момент, когда я готов был швырнуть стулом в ближайшего представителя власти, дверь открылась и в аудиторию вошла Оринэ-сэнсэй.

Нет, она не вошла. Влетела. Словно разъярённая львица.

— По какому праву, — рявкнула она, — вы используете в моей лаборатории силовые поля?! Вам напомнить над чем мы работаем?

— Оринэ-сэнсэй… — попытался остановить её тот, что был ближе к двери — тот, который говорил, что они вернутся с допросом. Видимо, старший в этой четвёрке.

— Вон! — заорала малышка Оринэ.

Заорала так, что стёкла в окнах зазвенели.

Не хотел бы я сейчас оказаться на месте этих парней.

— Мы должны допросить… — старший сделал ещё одну попытку.

Оринэ-сэнсэй подскочила к нему и прямо в лицо прошипела:

— Если ваши силовые поля нарушат работу моей установки, объясняться с императором, да будут благословенны его дни, вы будете сами!

Парень ещё несколько минут смотрел на Оринэ, но потом плечи его опустились.

В следующее мгновение давление исчезло и дышать стало легче.

— Оринэ-сэнэсй, — сказал парень. — Простите нас. Мы были слишком самонадеянны.

И он согнулся перед ней в поклоне. И остальные трое тоже поклонились.

— Покиньте учебную аудиторию! — приказала Оринэ.

Блин! Я любовался ей! Такая сила духа! Пришла и махом выстроила дисциплинарный комитет.

Ан, нет! Не выстроила!

Уходить парни не спешили. Главный снова поклонился и сказал:

— Простите нас, Оринэ-сэнсэй. Мы не можем уйти. У нас приказ ректора академии. У нас чрезвычайная ситуация. Мы должны допросить всех, кто находится в этой аудитории.

Оринэ немного помолчала, рассматривая представителей власти, как червей, недостойных её внимания. А потом разрешила:

— Допрашивайте! Только без применения силовых полей.

Парней её взгляд не смутил абсолютно.

— Разрешите использовать чары слепоты и глухоты, чтобы учащиеся не слышали, что говорят их товарищи? — попросил старший.

Я видел, что Оринэ не хочет разрешать. И так же видел, что выбора у неё нет. Как бы она ни хотела разнести тут всё к чёртовой матери, а ей придётся подчиниться.

И она подчинилась. Но так, как будто это было её собственное решение:

— Я разрешаю вам использовать чары глухоты и слепоты. Но без силовых полей, — с высокомерным презрением сказала она. А потом повернулась спиной и, словно королева, прошествовала за учительский стол и села на стул, освобождённый подскочившим Райко.

Было ясно, что малышка играет с огнём. Потому что скорее всего чары применят и к ней. И она это прекрасно понимала. А если учесть, что во время инцидента её не было в аудитории, и она не знает, о чём мы с Райко решили умолчать, то ей грозят неприятности.

Я хотел как-то подбодрить её, но в этот момент погрузился в кромешную беззвучную темноту. И тут же почувствовал, как моей руки касается рука.

Эту руку я не спутал бы ни с какой другой! Это была Изуми.

Изуми, малышка моя! Как приятно ощущать её руку в своей!

Я с нежностью переплёл наши пальцы, а потом ласково сжал её руку, понимая, что тактильный контакт и обоняние — это единственные из ощущений, которые остались и у неё, и у меня. И у всех, кто находился в этой аудитории. Разве что кроме представителей дисциплинарного комитета.

И тут мне в голову пришла дерзкая мысль.

Я хорошо помнил, где стояли эти уроды, которые пришли допрашивать нас. И вряд ли они сильно сместились. Плюс, они уверены, что все мы глухи и слепы. И это наше преимущество!

Я свободной рукой как бы протёр глаза и прикрыл рот. И тихонько приказал:

— Всем тем, к кому применены чары глухоты и слепоты, приказываю ощутить звуки кожей!

Авторская рубрика «Всё для лайков, всё для комментов»

Майор любил зиму. Зима у него всегда ассоциировалась с мирной жизнью и безопасностью. Потому что на задания он как правило отправлялся в жаркие страны. Почему-то все горячие точки находились именно в жарких странах. Или в странах, где климат не так суров…

Глава 24

Это было щекотно и немного раздражающе. Но если прислушаться или точнее причувствоваться, то можно было понять, кто именно и о чём говорит.

Как я и предположил, к Оринэ тоже применили чары глухоты и слепоты. К счастью, допрашивать начали не с неё. Преподавателей решили оставить напоследок, а первым делом допросить учеников. И не спеша пошли по рядам, по порядку.