Егор Казимирович направился прямиком в большую избу в центре деревушки.

Как только мы поднялись на крыльцо и открыли двери, гул, который там стоял, моментально стих.

На лавках за большим столом сидело человек тридцать разновозрастного народу. Видно было, что стол рассчитан на большее количество человек.

И действительно во многих местах стояли кружки, накрытые ломтем хлеба. Я сразу догадался, что они обозначали места тех, кто погиб.

Радовало, что пустых мест было сильно меньше, чем занятых. Но огорчало, что пустые места в принципе были.

Егор Казимирович прошёл во главу стола и отодвинул пустующее кресло. На столе в этом месте тоже стояла кружка с ломтем хлеба. А рядом ещё три…

Я понял, что крестьяне поминают и главу рода тоже. Вместе с семьёй.

— Владимир Дмитриевич, — в полной тишине позвал меня управляющий. — Садитесь, пожалуйста!

Я прошёл. Но садиться не торопился.

Китаец, который тенью шёл за мной следом, встал за моей спиной. Замер, как истукан.

Люди сидели и смотрели на меня. В их глазах читалась обречённость, и это резануло мне по сердцу. Я снова почему-то почувствовал себя виноватым перед этими людьми.

Я понимал, что это чувство совершенно иррационально, но я его испытывал.

Было в этом что-то сродни тому желанию склониться, которое я испытывал перед верховыми.

Ни то, ни другое чувство не могло быть моим — конников я не боялся, а этих людей видел впервые в жизни. Однако стыд я сейчас испытывал, и он был сильным.

В прошлый раз я решил идти до конца и не останавливаться, хотя чуть не сдох там, рядом с Волковскими людьми. И теперь я точно так же решил защитить этих людей.

Ну или хотя бы как-то утешить их, посочувствовать. Ведь тут люди потеряли своих близких.

Я откашлялся и сказал:

— Я соболезную вам… Я… Мне очень жаль.

Люди молчали.

И я вдруг разозлился и заявил:

— Я обещаю, что буду защищать вас, не щадя своей жизни!

— Значит, недолго, — в полной тишине обречённо произнёс кто-то, я не понял кто.

Меня эти слова словно ужалили. И я, подняв руку, произнёс:

— Клянусь, что сделаю всё, что от меня зависит и то, что от меня не зависит, чтобы защитить вас! Я разберусь с теми, кто убил наших родных!

— Да как же, барин, без силы-то? — спросил дедок с длинной седой бородой. — Это же невозможно! Это же просто самоубийство, без силы-то.

В который раз я слышал про то, что у меня нет силы. И я догадывался, что имеется ввиду совсем не физическая сила, а что-то другое. Я не понимал что. Но сейчас было не время расспрашивать и выяснять. Сейчас передо мной сидели люди, которые ни на что не надеялись. А это было неправильно.

Пусть этот мир чужой мне. Но я только что похоронил тех, кого все называли моими отцом и матушкой. И ещё я похоронил детей.

И здесь, за столом тоже сидели дети…

Я не мог допустить, чтобы погибли и они.

А потому ответил деду:

— Сила ещё не всё, уважаемый. — Помолчав, я добавил: — Но, если нужно, я её обрету!

— Да как же обретёте-то?.. — начал белобрысый подросток, сидящий рядом с дедом. — Ещё же никому не удавалось!

— Цыть, Микола! — прикрикнул на него дед. — Не лезь, когда взрослые разговаривают!

Парнишка тут же примолк. Но потом всё же, покосившись на меня, тихонько пробурчал:

— Ага, взрослые… Конечно! Очень Владимир Дмитриевич взрослые…

И тут же словил от деда подзатыльник.

После этого замолчал окончательно. Однако, весь вид его говорил, что он не согласен с дедом.

И мне почему-то захотелось доказать именно ему… Захотелось, чтобы именно он поверил в меня.

— Не всё в мире решается силой, — негромко, но уверенно сказал я.

Уверенно, потому что я точно знал это. Сколько раз было такое, что мы выходили против превосходящего наши силы врага. И побеждали!

И тут победим!

Дайте только разобраться, что здесь к чему.

Но времени на то, чтобы выяснить, что к чему, судьба нам давать, похоже, не собиралась.

Распахнув дверь, в избу вбежала запыхавшаяся девчушка лет восьми и выдохнула с порога:

— Волколаки! А ещё лютые мертвецы!

Глава 3

— Где? — коротко спросил седобородый дедок.

— Из леса вышли. Мы с девчонками к ручью за диким луком пошли, а тут они. Ну мы в овраг и бегом сюда.

— К ручью… Много их? — снова спросил дедок.

Девчонка только кивнула.

Она была очень собранной. Никакого страха, а тем более паники и близко не было! Это говорило о том, что опасность серьёзная, но привычная — и девчонка, и жители поселения знают, как себя вести и здраво оценивают все риски.

И по тому, как все подобрались, было понятно, что риски совсем не маленькие.

— Хорошо! — сказал дедок и посмотрел на управляющего.

Егор Казимирович кивнул и сразу же начал распоряжаться.

— Фёдор! — обратился он к крепкому молодому мужчине — широкоплечему с огромными ручищами. — Бери двоих и быстро закрепите частокол. Подпорки хотя бы поставьте. А потом пробегите посмотрите изгородь. Надо было сразу поправить!

Фёдор ничего не ответил, зыркнул только. Потом ткнул в двоих мужиков:

— Ты и ты! Идёмте! — и они вышли из избы. Быстро, но без суеты.

— Савелий, на тебе ворота! Возьми вон Миколу в помощники.

Белобрысый подросток, нетерпеливо ёрзавший за столом с того самого момента, как девчонка сообщила об угрозе, тут же подорвался и выскочил вслед за слегка прихрамывающим Савелием.

— Дуня, — продолжал отдавать распоряжения Егор Казимирович. — Бери баб, идите грейте масло!

Молодая женщина передала беременной соседке малыша и поднялась. Вслед за ней поднялись ещё три молодухи.

— Дед Радим… — Егор Казимирович повернулся к седобородому.

— Да, я знаю, — опираясь на посох, поднялся тот. — Успею. Пусть согреют хорошенько.

И он шаркающей походкой направился на выход.

Вскоре в избе остались только беременные на большом сроке, малые дети да дряхлые старики. Ну и я с китайцем — он всё так же стоял за моей спиной, словно истукан.

Я тоже направился на выход, чтобы помочь хоть чем-нибудь в обороне, однако Егор Казимирович вежливо, но твёрдо остановил меня:

— Владимир Дмитриевич, останьтесь тут. Там помочь вы не сможете, только мешать будете.

Управляющий потоптался на месте, и, нахмурившись, вышел наружу.

Я чувствовал себя прегадко. Оставили меня в доме с немощными и с малыми детьми, как будто и сам я немощный или дитё. Я взрослый мужик, а должен отсиживаться, когда людям грозит опасность?! Да ни за что в жизни!

И я шагнул к двери.

Дорогу мне моментально перекрыл китаец. Он поклонился, выставив перед собой руки, соединённые в кольцо, и сказал:

— Молодой господин, Егор Казимирович прав, вы должны остаться тут. Позвольте мне вместо вас помочь жителям?

Я от растерянности кивнул.

И китаец направился на выход.

Прежде чем он открыл дверь, в его руке появился меч.

Откуда он взялся? Вообще непонятно! Ни ножен, ни какого намёка на оружие не было, и вдруг вот оно — словно туз, припрятанный в рукаве.

Я оглядел женщин, а потом решительно направился к двери вслед за вышедшим китайцем.

И сразу же седая бабулька в платочке бросила мне вслед:

— А ты подумал, барин, что будет с нами, если тебя убьют?

Я даже запнулся. И хотя уже взялся за дверную ручку, остановился и повернулся к ней.

— Не могу я сидеть тут, когда они там… — начал было я.

Но тут встряла одна из женщин:

— Что ж вы, Владимир Дмитриевич, в мужиков наших не верите, что ли? — с вызовом и какой-то странной обидой выпалила она.

— А вы не верите, что я тоже мужик? — разозлился я и, распахнув дверь, решительно вышел на крыльцо.

Широкоплечий Фёдор с двумя помощниками правили частокол. Действовали слаженно и быстро — один, опираясь плечом, выправлял очередной столбик, другой ставил подпорку, третий забивал в землю клин, чтобы подпорка не сползла. И тут же брались за следующий столбик. И подпорки, и клинья были заготовлены в достаточном количестве, из чего было понятно: тут всегда готовы восстановить частокол. Можно сказать, в любых условиях.