И мы с Матрёной, не договариваясь, встали и поклонились им.

— Спасибо вам за то, что растите детей и простите нас, что не уберегли ваших мужей, — сказал я.

Женщины закивали. А Бажена вышла вперёд и сказала:

— Барин, Владимир Дмитриевич, не судите Юру, что он за Даринкой не углядел. Тяжело ему, вдовец он. Жена по весне померла…

И тут до меня дошло, что матери девочки я не видел. А оказывается, её у неё и нет. Бедный ребёнок — сначала матери лишилась, потом через такое прошла.

Бажена тем временем оглянулась и шагнула к толпе.

Там стояли Даринка с отцом.

Бажена взяла за руку мужчину и девочку и вывела их вперёд. А они и не сопротивлялись. Смущались только сильно.

— Благословите, барин! — сказала Бажена. — Мы решили жить одной семьёй. Вместе растить детей.

Сказать, что у меня стало легче на душе, ничего не сказать. Я понимал, что Бажена сможет позаботиться о Даринке. Естественно, я с чистым сердцем благословил и эту пару.

А потом объявил вдовью ночь.

Молодёжь тем временем за частоколом развела огромный костёр. Хворост и дрова были приготовлены заранее, естественно, сухие, смолистые. В результате дымок приятно пах, дрова потрескивали, в небо летели искры, а жар от костра грел не только тело, но и душу.

Принесли скамейки и брёвнышки. И те, кто хотел, пошли к костру — там продолжались песни, игры, хороводы, смех, шутки…

У меня звенело в голове, и я уже плохо соображал что к чему, потому что ручеёк моей ци по-прежнему тёк к деду Радиму.

И тем не менее, я тоже пошёл к костру. И совсем не удивился, что Глеба и Данилы у костра не было. Как и Егора Казимировича. А вот Мо Сянь был рядом со мной, и никто больше не прогонял его.

Попытались было, когда он подошёл после того, как я разделался с уродами, решившими испортить нам праздник. Но мне достаточно было только посмотреть, и все вопросы к моему телохранителю отстали.

Егор Казимирович говорил, что мы с Матрёной должны оставаться со всеми всю ночь до утра. Хоть он там и шутил про вдовушку, к которой можно напроситься и выспаться. Но тогда род не получит полного благословения.

Понятно, что всё это предрассудки и суеверия. Но я сам решил сидеть у костра, когда больше всего на свете хотелось вытянуться в тёплой кровати и уснуть до утра. И чтобы никто не будил.

Поначалу, когда мы только перешли к костру, мне ещё пытались оказывать какие-то особые знаки внимания, но постепенно присутствующие всё больше увлекались кто игрищами, а кто песнями. И мы с Матрёной и Мо Сянем остались втроём.

Однако я видел, какими глазами Матрёна посматривает на хороводы, и сказал ей:

— Иди, если хочешь к ним.

— А можно? — оживилась Матрёна. — Я же Рожаница…

— Можно! — разрешил я.

В конце концов, этот праздник посвящён мне, так что мне и решать, что можно, а чего нельзя.

Когда Матрёна ушла, я повернулся к Мо Сяню, чтобы поговорить с ним про ци. И увидел, что он сидит рядом со мной на скамейке. А на коленях у него лежит меч.

Глава 20

— Нам угрожает опасность? — спросил я.

— Нам всегда угрожает опасность, — просто ответил Мо Сянь.

— Но ты не всегда достаёшь свой меч, — возразил я.

— Это так, — согласился Мо Сянь. — И чаще всего меч нужно доставать непосредственно для битвы. Но бывают такие случаи, когда демонстрация меча помогает этой битвы избежать.

— Вот как? — удивился я, вспоминая чужаков, которых я видел в толпе. — Думаешь, сейчас такой момент?

— А вы, молодой господин, раскиньте свою ци…

Говорить китайцу, что я не умею этого делать да к тому же что ци у меня за время праздника сильно поубавилось несмотря на то, что дед Радим старался ко мне лишний раз не подходить, я не стал. Подумал, а почему бы не попробовать.

И только я хотел, уйти сознанием в созерцание каналов, как китаец продолжил:

— Вас, конечно, сразу же обнаружат, но это уже не важно. Если, когда вы убили чёрного колдуна, всё произошло под защитным куполом и выброса ци никто не мог почувствовать, то сегодня всё произошло при свидетелях. Многие из которых приехали на праздник из чужих деревень. Так что можете смело использовать силу. Всё равно после сегодняшней демонстрации силы наличие её у вас больше ни для кого не секрет. Тем более, сила у вас очень необычная… Ни с чьей не спутаешь.

Я испугался, что Мо Сянь догадался: я подселенец, но китаец ушёл в свои мысли. И я решил отвлечь его, чтобы он там себе слишком много про меня не думал. В смысле, думал, но в нужном для меня направлении. А потому я решил не раскидывать свою ци. Вместо этого я решил расспросить Мо Сяня.

— Скажи, — обратился я к китайцу. — Что связывало тебя с моим отцом?

Мо Сянь даже не шелохнулся — никак не показал, что этот вопрос как-то взволновал его. И именно из-за его неподвижности я догадался, что зацепил-таки какую-то важную струнку. В любом другом случае китаец бы отреагировал, а не замирал бы как статуя.

Он молчал. А я не торопил его, позволяя собраться с мыслями. Я понимал, что разговор будет серьёзным. Так и случилось.

— Это было очень давно, — начал свой рассказ Мо Сянь. — Давно, конечно же по меркам обычных людей. А по меркам бессмертных — два уровня назад. Именно на такую высоту я за это время успел подняться в своём развитии.

Мне хотелось расспросить, что это за уровни и что за бессмертные, но я не стал этого делать — понимал: стоит спросить, и Мо Сянь переключится на эту тему. Я видел, для него она интереснее. Он может об этом говорить бесконечно. А я сейчас хотел узнать о том, кого называли моим отцом. И выяснить, что это за слухи ходят про бастарда и насколько они правдивы.

— Ваш батюшка тогда, молодой господин, был молод и много путешествовал, — продолжил Мо Сянь. — И как раз прибыл в Китай. Дмитрий Петрович был человеком очень любознательным, он стремился к знанию, поэтому много времени проводил в библиотеках…

— А что, у вас в Китае в библиотеках есть книги на русском? — перебил я Мо Сяня.

— Зачем на русском? — удивился он. — Книги, конечно же на китайском. Точнее, разные книги на разных диалектах. В том числе и на языке тех племён, которых уже давно нет. И только посвящённые могут эти книги читать. Ваш батюшка очень неплохо знал китайский. Причём, несколько диалектов. Не буду перечислять, вам, молодой господин, какие именно диалекты, вам это всё равно ничего не скажет.

Я автоматически кивнул:

— Не скажет. Для меня китайский язык — это, извините за тавтологию, китайская грамота…

Мо Сянь помолчал, видимо вспоминая отца и сожалея о временах, когда мог общаться с ним на разных китайских диалектах. Но что поделаешь, я китайского не знал. Мы в школе учили английский. Хотя, английский я тоже не знал, несмотря на то что в аттестате по английскому у меня стоит твёрдая четвёрка.

— Познакомились мы с вашим батюшкой в библиотеке. Я тогда заполучил странное демоническое ядро, и искал информацию о нём в древних свитках. С немалым трудом мне удалось получить разрешение на посещение императорской библиотеки. Причём разрешение было действительно всего три дня. И каково было моё удивление, когда я встретил среди полок, на которых хранились древние свитки, русского человека! Чтобы вы, молодой господин, понимали, иноземцам попасть в императорскую библиотеку невозможно! Иноземцам вообще попасть в любую библиотеку в Китае очень трудно. И то только в отделы, где хранятся книги развлекательного характера. А чтобы туда, где лежат научные трактаты или исследования древних старцев — туда вход иноземцам закрыт однозначно! И вдруг в императорской библиотеке в отделе, где хранятся как раз-таки тайные знания, находится русский…

— И как такое произошло? Он тайно пробрался? — спросил я, заинтересовавшись историей.

— Нет! Не тайно! У него было бессрочное разрешение, подписанное самим императором! — сказал Мо Сянь, и в его голосе послышался неподдельный восторг.

— О как! — восхитился я тоже. — И как же ему удалось это сделать?