Серый же щенок спал и всхлипывал во сне. Иногда пытался куда-то ползти, снова всхлипывал и ненадолго затихал.

Лежанка была устроена около печки. Прасковья постелила на пол старый полушубок. Так что щенкам было тепло. А вот с кормёжкой у кухарки возникли проблемы — малыши лакать ещё не умели, они умели только сосать, и Прасковье пришлось учить их.

Да, шприцов и сосок в этом мире не знали. А так насколько было бы проще…

Пока я ласкался с белым щенком, ко мне подошла Прасковья.

— Владимир Дмитриевич, вы, наверное, голодный, — сказала она негромко, как будто боялась разбудить серого щенка, который только что перестал всхлипывать.

Её вопрос заставил меня осознать, что за весь день у меня еды было только тот суп, который утром приносила Матрёна.

Я кивнул и поднялся.

И тут вдруг серый щенок снова заплакал.

Сам не знаю почему, я взял его и направился в гостиную, где на диване лежал Мо Сянь. И подойдя к нему, положил малыша ему на грудь.

Едва щенок коснулся груди, китаец глубоко вздохнул и расслабился. И ласково прикрыл щенка рукой.

Тот сразу же затих, как будто наконец-то оказался дома.

Я постоял немного около дивана, опасаясь, что спящий Мо Сянь уронит или повернётся и раздавит малыша. Но увидев, как бережно он поддерживает серого волчонка, спокойно пошёл в столовую.

Точнее, мы с моим альбиносом пошли в столовую.

Да-да, с моим. Я его теперь не отдам никому, даже Мо Сяню.

Пока я ужинал или уже скорее завтракал, потому что на улице совсем рассвело, то планировал сегодняшние тренировки. Уже просто необходимо было к ним приступать. Сколько можно, чтобы меня защищали другие?! Это я должен защищать!

В общем, я решил, что сейчас недолго посплю — с часок, не больше. А потом пойду в деревню к деду Радиму. Потренируюсь с его парнями. Оставаться на обед там не буду. Прибегу домой, пообедаю, немного отдохну. И если Мо Сянь придёт в себя, то попрошу его показать мне, как работать с саблей или с мечом. Ну или сам позанимаюсь — что я зря что ли пересмотрел столько фильмов? А потом перед сном будет медитация. И опять же, если Мо Сянь придёт в себя, то под его присмотром. А если нет — то самостоятельно.

План мне понравился, и я, доев суп и отбивную со сложным гарниром, отправился в свою комнату. Предварительно наказав Прасковьи, чтобы разбудили меня через час.

Слушать возражения я не стал. Забрал с собой белого щенка и тулуп, из которого Прасковья делала щенкам лежанку, и ушёл.

Гнёздышко волчонку я устроил на своей кровати — чтобы малыш был поближе ко мне.

А потом с удовольствием вытянулся рядом.

Больше ничего не помню. Уснул, как говорится, едва голова подушки коснулась.

Проснулся я от повизгиваний голодного щенка. Не сразу понял, в чём дело, но, когда вспомнил, сунулся в гнёздышко.

Как только щенок услышал, что я проснулся, сразу же запищал громче, выпрашивая еду.

Пришлось вставать, нести его на кухню.

Прасковья уже вовсю кухарила. Аромат стоял такой, что аппетит разыгрался — я бы сейчас и сам слона слопал.

Налив щенку молока в блюдце, я потыкал его мордочкой.

Не сразу, но щенок сообразил, что нужно делать, и принялся с аппетитом лакать молоко. Лапы его при этом так потешно расползались.

Наблюдая, как он ест, я спросил у Прасковьи:

— Как там Мо Сянь?

— Да вроде очнулся, — ответила Прасковья, нарезая лук и заливаясь слезами.

Меня и самого на слезу прошибло, если честно. Но пока щенок не поел, я уходить не собирался.

— Вроде — это как? — поинтересовался я.

— Ну он проснулся, спросил, где вы. Потом накормил своего щенка и ушёл вместе с ним к себе в комнату.

— Давно это было?

— Дак утром ещё, — ответила Прасковья.

Меня как обухом по голове ударило.

— А сейчас сколько времени?

— Так солнце в зените, — Прасковья кивнула в сторону окна. — Скоро обедать будем.

Я аж зубами заскрипел. Проспал всё на свете! Ведь просил же!

— Я же просил тебя разбудить меня через час!

Прасковья испугалась и затараторила:

— Ой, барин, простите! Я не знаю, когда это — через час! Мы с управляющим и с Матрёной посоветовались, и решили, что вам выспаться нужно. Вот только вы семь дней без чувств лежали, а вчера опять вас ранили. А потом ещё китайца на себе тащили столько. Вот мы и решили, что вам сил набраться нужно.

Вот честно, ударил бы! Но ведь они из лучших побуждений… Заботились обо мне…

— Чёрт! Благими намерениями дорога в ад выстлана! — рявкнул я и приказав: — Позаботься о моём Умке! — выскочил на улицу.

Да, я дал щенку имя Умка. Само выскочило. Ну и ладно. Раз само пришло, то пусть так и будет.

Небо было хмурое. Тучи наплывали чёрно-серые, тяжёлые. Из таких обычно сыпет снег. А я одет был легко: штаны, рубаха да домашняя куртка. Но, собственно, не на праздник иду.

Запахнув куртку поплотнее, я побежал в деревню.

Понятно, что скорее всего дед Радим закончил тренировку. Но может согласится позаниматься со мной? Или хотя бы даст мне один-два урока.

Уже подбегая к частоколу, я вспомнил, что хотел взять с собой саблю и опять забыл. Чёрт бы подрал эту Прасковью! И чего сразу не сказала, что часов в доме нет! Надо бы как-нибудь озаботиться тем, чтобы приобрести, а то надоело уже, как время утекает.

На этот раз ворота мне открыли сразу без лишних разговоров.

Встретил меня Богдан.

— Дед Радим нужен! — выпалил я, едва вошёл.

— Подь сюды! — крикнул Богдан болтающемуся без дела пацану. И когда тот подошёл, приказал: — Сбегай, позови деда Радима.

Я бы, конечно, и сам сходил — чего пожилого человека гонять, но видел, что Богдан хочет что-то спросить у меня да не решается.

— Что? — помог я ему.

Богдан застеснялся, но всё же спросил:

— Правда что ли, что вы, барин, семь дней без чувств были?

— Правда, — подтвердил я.

— А как так получилось, что вы один чужаков ухайдокали?

Рассказывать Богдану, как так получилось, я не стал. Незачем ему это знать. Сказал только:

— Потому что я Корнев.

Да, я больше не отказывался от фамилии. Так получилось, что я принял этот мир и эту фамилию. А значит, должен привыкнуть. Я теперь Корнев. Последний выживший из рода. Взявший на себя обязательства главы рода защищать людей, живущих и работающих на моей земле. Теперь это моя жизнь и моя судьба.

После моего ответа у Богдана вопросы пропали. Ну и правильно. Я всё равно не мог ему всего рассказать. Да и не хотел рассказывать.

К счастью, пришёл дед Радим.

— О, барин, выздоровели!

— Как защита деревни, работает? — спросил я, чтобы сходу решить все дела и перейти к тренировке.

Дед Радим поклонился.

— Работает, спасибо большое, Владимир Дмитриевич! Не надеялся, что что-то получится, ведь у вас силы не было. Но всё работает. Видать корневская кровь сильная.

Я кивнул.

Дед Радим сам того не зная, повторил мой ответ Богдану — у меня всё получается, потому что я Корнев. И всё. Остальное детали.

Кстати, о деталях.

— Дед Радим, — теперь уже поклонился я. — Я не успел на тренировку. А мне нужно. Не могли бы вы показать мне какие-нибудь упражнения…

Дед Радим внимательно посмотрел на меня и сказал, усмехаясь в усы.

— Отчего ж не показать? Покажу! Пойдём?

Развернулся и зашагал в сторону тренировочной площадки.

Когда пришли, старик повернулся ко мне и сказал:

— Покажу вам, Владимир Дмитриевич, одну очень важную вещь — в бою сильно полезную.

Глава 30

Я ждал какой-то хитрый приём. Но всё оказалось проще и сложнее одновременно.

— Впусти своего противника в своё сознание, — сказал мне дед Радим.

— Это как? — растерялся я.

— Открой ему своё сознание, впусти его в себя…

Моему разочарованию не было предела.

Что значит, впустить в себя? Глупость же? Как мне это поможет в бою?

— Но ведь тогда я буду беззащитен перед ним, — попробовал я объяснить всю несостоятельность этой идеи.