По идее, мне нужно было уходить отсюда побыстрее. Но я не мог уйти. И дело даже не в том, чьи в конце концов будут завод и рудник. Да я даже не знаю, что там добывают! Но вот такое хамское поведение! Этого терпеть я не мог. А потому, поигрывая ножом и буравя взглядом волковских, я спросил у пристава:
— А то что?
— Вам неудобно будет подписывать документы, — ответил пристав, раскрывая папку.
Увидев, как перекосились лица у волковских, я спросил:
— Что за документы?
— Что вы являетесь полноценным владельцем рудника, добывающего магические кристаллы, и завода, обрабатывающего их.
Я впервые услышал, что же добывают и перерабатывают тут. И очень удивился. Егор Казимирович мне об этом не говорил, а сам я что-то не спросил у него. Я вообще особо не задумывался над тем, что и кого мне тут нужно защитить, но после слов пристава прямо самому захотелось посмотреть, так сказать, товар лицом. И выяснить, для чего эти магические кристаллы можно использовать.
Я повернулся, собираясь отдать тесак Добрыне Всеславовичу, но даже рта открыть не успел.
— Протестую! — рявкнул волковский мужик, и я почувствовал, как давление на меня усилилось.
Оно стало настолько мощным, что у меня поневоле подкосились колени. И я не упал только потому, что опирался на стол.
И тут вдруг один из приставов сунул руку в карман, и давление исчезло. А потом пристав, полностью игнорируя волковских людей, спросил у меня:
— Владимир Дмитриевич, будете писать жалобу в орбитальный суд о нападении?
Я с недоумением глянул на пристава, и тот пояснил:
— Представители клана Волковых напали на вас, после того как защитное поле было включено. Мы с коллегой и управляющий заводом являемся свидетелями.
— Договор ещё не был подписан, — возмутился волковский человек.
— По закону Владимир Дмитриевич стал хозяином в тот момент, как защитное поле было раскрыто.
— Да какое там защитное поле! — презрительно выплюнул мой враг. — Он же не обладает силой! Поле же и дня не продержится!
Однако, давление больше не появлялось. Из чего я сделал вывод, что, во-первых, приставы могут подавлять магию! Во-вторых, волковские действительно нарушили закон, и прекрасно знают об этом. Ну а в-третьих, приставы не боятся Волковых. Значит, не такой уж это и всемогущий клан! И на них есть управа!
С другой стороны, у Волковых и так на меня зуб. Ну что ж? Пусть будет два!
— Конечно я буду писать жалобу в орбитальный суд о нападении! — с усмешкой сказал я.
А почему бы не понадгадить своим врагам, если можно?
И тут мой взгляд упал на Егора Казимировича.
На мужика без слёз глядеть было нельзя. Он был такой несчастный, что я сразу понял, что с этой жалобой допустил ошибку.
И тем не менее, я не стал отказываться от своих слов. Во-первых, потому что я не из тех хозяев, которые: «захотел дал слово, захотел — забрал обратно». Нет, если я что-то говорю, я это выполняю.
Ну а во-вторых, это было удовольствие: смотреть на перекошенные хари.
— Готовься к войне, Корневский выкормыш! — прошипел один, и они, развернувшись, пошли по лестнице вниз.
Я поневоле прислушивался к их шагам. И тут внизу раздался визг волчицы, вскрик и лязг доставаемого из ножен меча.
Я в мгновение ока скатился вниз и увидел лежащую на полу волчицу. Она билась в агонии, а из шеи, точнее из позвоночника у неё торчал нож.
Мо Сянь закрывал собою волчицу и волчат. Он стоял с обнажённым мечом, а волковские стояли против него. К счастью, они не успели уйти.
Видимо, уходя, решили с досады хоть так нагадить — достать невинное животное.
Я как только понял, что произошло, налетел на волковских. Одно дело с людьми выяснять отношения, и совсем другое — срывать зло на беззащитных! И дело не в том, что это волчица, и трое волчат теперь останутся без матери. Меня бесил сам факт, что зло было сорвано на том, кто не имел к инциденту никакого отношения.
Одному волковскому ублюдку в бочину отправился тесак, который я всё ещё сжимал в руках. А второй успел отпрыгнуть и попытаться воспользоваться магией. Но едва, его магия трепыхнулась, как он был выпит без сожалений.
Пока приставы, Егор Казимирович и Добрыня Всеславович спустились, всё уже было кончено.
Ну как кончено? Тот, которого я пырнул ножом, был всё ещё жив. А вот маг превратился в высохшую мумию.
После этого я едва успел выскочить за дверь, как меня вырвало. А потом ещё раз. И ещё.
Меня полоскало до спазмов. Рвать потом уже было нечем, а позывы никак не утихали.
Некоторое время я был один, но потом вышли приставы. Как я понял, они осмотрели уже всё внутри и пришли осмотреть меня.
Тот, который раньше совал руку в карман, теперь достал из внутреннего кармана нечто, похожее на часы и, открыв крышку, донышком приложил мне ко лбу.
Нахмурился и повернул прибор ко мне.
— В вас, Владимир Дмитриевич, есть следы чужеродной силы. А точнее, силы мага, состоящего на службе у рода Волковых. Свидетельствую, что вы подверглись нападению и защищались. Это, плюс давление наверху, свидетелями которому мы были, позволяет сделать вывод, что вы не виноваты. Обвинения в убийстве с вас сняты.
— Подпишите бумаги, — пристав протянул мне папку и ручку.
Я в перерывах между рвотными позывами подписал, не глядя, бумаги о том, что я теперь хозяин и свидетельство о том, что я в смерти мага не виновен. И там, и там была не только моя подпись, но и подписи всех присутствующих.
Как только всё было сделано, приставы, оставив мне мои экземпляры, откланялись и ушли к своей карете.
Вскоре я услышал звук открываемых ворот, крик погонщика, стук копыт и скрип колёс. Приставы уехали, предоставив нам самим решать, что делать с волковскими людьми и с моим самочувствием.
И если с самочувствием я ещё понимал, что делать — нужно позволить прибору Добрыни Всеславовича вытянуть из меня как можно больше чужеродной силы, то что делать с раненым и убитым — я понятия не имел.
А ещё я понятия не имел, что делать с рыдающим над умирающей волчицей Мо Сянем.
Причём, я не просто не знал, я даже думать об этом не мог — так мне было плохо!
Блин! Только очнулся от семидневной отключки, чтобы опять свалиться!
И всё-таки, я не жалел о сделанном.
Забавно было только, как мне это сошло с рук. Раз было составлено свидетельство о моей невиновности, значит, в этом мире не принято убивать всех направо и налево.
Интересно, что сказали бы эти приставы, если бы узнали о нападении чёрного колдуна на семью Корневых, а потом на меня. И как бы они отнеслись, если бы узнали про тех семерых?
Согнувшись в очередной раз в рвотном позыве, я понял, что сейчас сдохну.
Хорошо, что этот маг был один. Плохо, что он был посильнее любого из тех семерых. Я так чувствовал. По состоянию своего организма. Выпил силу только одного, а плохо мне было, как будто целую кастрюлю прокисшего супа съел.
Пока я блевал, Добрыня Всеславович крикнул помощников. Они унесли мумию и перевязали раненого.
Несколько раз подходили ко мне, но я отказывался от помощи. Мне нужен был Мо Сянь, но он рыдал над волчицей и не отзывался. А я, видя его неподдельное горе, не мог отвлекать его. Поэтому, когда помощники управились с волковскими, просто попросил отвести меня наверх и устроить мне там лежанку.
Брошенные на пол полушубки стали мне постелью. А ещё один — тяжёлым одеялом.
Я когда после войны ходил к психологу на реабилитацию, мне рекомендовали тяжёлое одеяло. Якобы оно помогает снизить стресс и справиться с паническими атаками.
Что ж, этот полушубок был идеально тяжёлым!
Самое интересное, что раненого волковского человека тоже уложили в этой же комнате, только у другой стенки. Наверное, чтобы мы видели дуг друга, но не могли реализовать свои желания поубивать друг друга.
Хотя я даже не знаю, было у меня такое желание — добить раненого — или нет. Думаю, что сожаление, что сразу не убил, было, а вот добивать — не хотелось.